[yukine]

После тяжелой недели хочется хохмить и травить байки про японцев, японский и прочие замечательные вещи, вбитые ногами в мои скудные мозги. М.В. запоздало сообщила - будете один японский учить, мозги мумифицируются. Это было в конце первой пары по мировой литературе, мой листочек в клеточку к этому времени был исписан более чем на половину. Один иероглиф в одну клеточку, ну вы понимаете. Хотя ладно, что уж там, содержание этой лекции я прекрасно помню (в частности пассажи о том, что «нигер» по-латински - «черный» и чего они удивляются вообще), поэтому когда я сегодня в метро села рядом с женщиной, увлеченно читающей что-то типа Коэлье (так он пишется?), где главного героя учил, судя по всему, некий индеец, узелковой письменности и всяким невероятным словам в ней и все мое существо просто трепетало от недостоверности этой информации - все знают, что узелковая письменность использовалась только для хозяйственных записей! Или не все? я запуталась.

Или вот, совсем про другое, но тоже засело в голове. В Окубо, в славном корейском райончике в 10 минутах ходьбы от станции Сидзюку (на поезде пара минут), стоят две церкви, вполне себе, одна из них по моим воспоминаниям едва ли не с общежитием и с людьми, связанными с ней я познакомилась достаточно скоро, когда ко мне на станции пристал кореец, практически не говорящий по-японски и стал зазывать на какую-то воскресную христианскую вечеринку. Но это еще что! Когда я вдруг начала просыпаться от резких щелчков под окном, и следующим за ними заунывным песнопением, я почувствовала, что мое знакомство с японскими верующими перешло на новый уровень (пропустим тот момент, когда я вежливо делала вид, что слушаю даму, пришедшую с каким-то буклетом в нашу общагу). О.Д., когда услышал это в первый раз, достаточно меланхолично заметил, что что-то у нас тут часто религиозные шляются. В то утро, кстати, было землетрясение, а им хоть бы хны.
Так вот, что я про секты-то. Свет наша А.Д., большая любительница смотреть на фриков и побывавшая много на каких сектанских сборах рассказала про мунитов, которые на самом деле называются длинно и занудно (Ассоциация Святого Духа за объединение мирового христианства), но называют ее почему-то по имени отца-основателя Мун Сон Мёна, как вы можете догадаться, корейца. Суть учения этого интересного товарища заключалась в том что, если сказать кратко, Иисус лох и провалил возложенную на него миссию (объединить всех верующих в одну большую семью) и он, Мун Сон Мён - новый пророк и избран Богом-Отцом сделать то, что бестолковый Христос не сумел. Причем товарищ Мун, судя по всему, человек прямой и простой - сказано семья - значит семья, и в конечном итоге оказался за решеткой за сексуальные девиации, но, как вы можете уже догадываться, разврат во все поля не был единственным способом объединения в семью, поэтому адепты секты стали пользоваться достаточно загадочным (но логичным) способом привлечения, а именно, не более, не менее

дети, под лавку!

спермой Истинного Отца. которую раздавали на свадьбах адептов, а так же ничего не знающим гражданам под видом конфеток и печенюшек - ну а что, соприкоснулся, значит все, значит уже причастен, и, несмотря на то, что великий все еще в тюрьме, практика с успехом продолжается, и муниты вполне себе существуют. И даже у нас.

И еще из забавного - все прелести Японии начала 20 века во многом, конечно отражают разные писатели (например Нацумэ Сосэки или Мори Огай или Футабатэй Симэй), но все равно меня бесконечно забавляет простота и гениальность японской мысли в разных областях. В частности в области европейских знаний, мое любимое - восприятие теории революции. Ну да, важно кивали японцы того времени, теория Дарвина верна: европейцы произошли от обезьян. А японцы - от богов. Так и началась эпоха национализма.

И последнее, просто вырезка одной зарисовки их книги «Жапоналия». Несмотря на название - потрясающая книга, описывающая быт советских студентов на стажировке в Японии.
Икэда Дайсаку, кстати, тоже один из основателей секты. У которой, между прочим, своя собственная политическая партия, в первой пятерки по влиятельности в парламенте.

Мороженое

Икэда Дайсаку сидел за столом и милостиво взирал, как советские студенты едят мороженое. Икэда – сэнсэй – это практически живое божество, потому что он: а) мудрейший; б) светлейший; в) праведнейший; г) величайший деятель всех времен и народов. По крайней мере, с точки зрения членов возглавляемого им необуддийского движения. Впрочем, с любой точки зрения – фигура внушительная: движение насчитывает несколько миллионов членов по всему миру, имеет собственную политическую партию, представленную в японском парламенте, а также изрядные материальные активы, в том числе большой университет недалеко от Токио. Икэда – сэнсэй боролся за мир, дружил с Советским Союзом, и потому его университет принимал на стажировку студентов из МГУ. Они – второе действующее лицо этого эпизода. Их представлять не надо. Большинство читателей, скорее всего, когда – то сами были студентами или же еще таковыми являются, и знают, что это такое. Третье лицо - Леон Абрамович Стрижак. Тоже сэнсэй. Матерый зубр советской японистики. Популярный среди молодежи учитель и переводчик старой закалки. Хотя это, как мы увидим дальше, его не спасло. Стараниями Леона Абрамовича все вышеперечисленные лица и сошлись в одной точке. Точно неизвестно, какими соображениями руководствовался Леон Абрамович, когда организовывал аудиенцию руководимых им стажеров с Икэда–сэнсэем. Возможно, считал, что начинающим японистам пойдет на пользу общение с такой замечательной личностью. В любом случае, наверняка хотел как лучше. Итак, Икэда–сэнсэй сидел за столом и наблюдал, как советские студенты лопают мороженое. Наблюдал благосклонно, как и подобает практически живому божеству, вынужденному время от времени иметь дело с простыми смертными, отягощенными многими слабостями и пороками. Благосклонно, и в то же время так, что нельзя было не уразуметь, какая это благодать – иметь возможность лицезреть его в непосредственной близости. А тем паче – делить с ним одно помещение. А еще тем паче – занимать его время, каждая из минут которого тянет на килограмм чистого золота. Впрочем, Икэда – сэнсэй всегда выглядел так, что не понять своего счастья от встречи с ним не смог бы и самый последний тупица. Леон Абрамович – сэнсэй тоже наблюдал, торжественно и строго, все ли прониклись и в должной мере оценили оказанную честь. Но в тот день Икэда–сэнсэй оказался особенно щедр на благодеяния.
— А теперь, - сказал он и повел взглядом, проникающим в самые потайные закутки человеческой души, - а теперь вы можете задать мне любой вопрос. И получить на него ответ.
И замолчал в ожидании. Студенты притихли. Сам Икэда–сэнсэй был готов излить свет своей бесконечной мудрости на недостойных сих. Открыть тайны мироздания. Одарить сокровенным Знанием. Ведь не существовало вопроса, на который Он не знал бы ответа. Такой шанс выпадает не каждому и почти никому больше одного раза в жизни. И потому это должен был быть действительно ВОПРОС. Леон Абрамович искоса оглядел своих подопечных. «Не подкачайте, ребята», - умоляли его умные печальные глаза. Студенты молчали. Сначала задумчиво, потом все более и более виновато. Украдкой поглядывая друг на друга, в надежде увидеть на лицах соседей проблески умных мыслей, но – тщетно. У советских студентов не было никаких вопросов к Икэда – сэнсэю. На его лице промелькнула тень растерянности. Похоже, что ни с чем подобным ему до сих пор сталкиваться не приходилось. А пауза все тяжелела и тяжелела. Леон Абрамович обтекал позором и потихоньку проваливался сквозь землю. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не студент В. Поняв, что дело худо, он бросился на амбразуру.
— Можно? – спросил В. и поднял руку. Икэда важно кивнул. Леон Абрамович длинно выдохнул, стараясь не произвести шума. Студенты восхищенно затаили дыхание.
— Скажите, пожалуйста, - произнес В. – Откуда это мороженое?
Леон Абрамович окаменел.
— Мороженое? – переспросил Икэда.
— Мороженое, - отважно повторил В. и показал на пустую вазочку. – Вот это. Откуда? Если бы на месте Икэда сидел дзэнский монах, то он нашелся бы с ответом, и в результате, наверное, получился бы диалог вэньда, способствующий озарению сатори. Но Икэда исповедовал другое, менее изощренное направление буддизма. Он явно не был готов к такому повороту. Но и оставить вопрос без ответа было никак не возможно. Обещание есть обещание. Он шевельнул рукой, и за спиной в почтительном поклоне вырос помощник
— Откуда это мороженое?- спросил его Икэда.
— Наверное, снизу, - ответил тот.
— Наверное, снизу, - сказал Икэда студенту В.
— Спасибо, - почтительно сказал В. Раздался оглушительный треск. На месте, где только что сидел Леон Абрамович, дымилась большая черная дыра.